28 января исполняется 180 лет со дня рождения Василия Осиповича Ключевского (1841–1911).
В. О. Ключевский – вероятно, самый популярный русский историк. Многие цитируют сакраментальное: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».
Сейчас абитуриенты жалуются на сложность и множество экзаменов при поступлении в вуз. А в 1861 году двадцатилетний Ключевский сдавал в Московский университет латынь, греческий, французский, немецкий языки, историю, математику, русскую словесность, физику, Закон Божий. Всего – шестнадцать предметов!
В 38 лет он стал преподавателем на кафедре русской истории Московского университета – это была фактически главная должность в отечественной исторической науке. Его лекции всегда привлекали огромное количество студентов. С 9 лет Василий Осипович заикался. Это случилось после того, когда его отец, сельский священник, погиб во время грозы, но лекции свои строил так, что студенты даже не догадывались о его недостатке: историк умело выстраивал фразы и выдерживал паузы.
Он являлся академиком и почетным академиком ряда научных обществ. Самый известный научный труд Ключевского – «Курс русской истории» в 5-ти частях. Он работал над ним более 30 лет, но решился к его публикации только в начале 1900-х годов.
Ключевский обладал и феноменальной памятью. Однажды, поднимаясь на кафедру, он споткнулся, и заготовленная заранее речь на листах бумаги разлетелась. Присутствующие бросились собирать листы, но перепутали их еще больше. Тогда жена Ключевского, Анисья Михайловна, сказала: «Не волнуйтесь, он все помнит наизусть». Она не ошиблась. Сам же Василий Осипович говорил: «Я так и умру, как моллюск, приросший к кафедре…»
Мало кто знает, но именно Ключевского благодарил великий Фёдор Шаляпин за помощь в подготовке к роли царя в «Борисе Годунове». «Идет рядом со мною старичок, – писал Шаляпин в автобиографии об одной из первых встреч с Ключевским, – подстриженный в кружало, в очках, за которыми блестят узенькие мудрые глазки, с маленькой седой бородкой, идет и, останавливаясь каждые пять-десять шагов, вкрадчивым голосом, с тонкой усмешкой на лице передает мне, точно очевидец событий, диалоги между Шуйским и Годуновым, рассказывает о приставах, как будто был лично знаком с ними, о Варлааме, Мисаиле и обаянии самозванца. Говорил он много и так удивительно ярко, что я видел людей, изображаемых им. Особенное впечатление, произвели на меня диалоги между Шуйским и Борисом в изображении Ключевского. Он так артистически передавал их, что когда я слышал из его уст Шуйского, мне думалось: «Как жаль, что Василий Осипович не поет и не может сыграть со мною князя Василия!»
Ключевский обладал чувством юмора и самоиронией. Историк Милица Нечкина в своем труде о Ключевском пишет: «…Знаменитый профессор, давно уже не стесненный нехваткой денег, ходил в старенькой, поношенной шубе. «Что же шубы-то новой, Василий Осипович, себе не заведете? Вон потерлась вся», – замечали приятели. – «По роже и шуба»,
– лаконично отвечал Ключевский. Василий Осипович мундиров не любил и «форменный фрак» презирал. Когда знакомые обращали его внимание на грязь и «пыльные пятна» на этом «фраке», Ключевский отвечал на это: «И на солнце не без пятен».
Ключевскому ничего в жизни не досталось даром, он знал цену труду, деньгам, славе, и те, кто относился к этим вещам слишком легко, его раздражали. В поздние годы, уже в XX веке он был живой легендой, оплотом здравомыслия, свойственного предыдущему столетию; послушать его – поджарого, бодрого, ехидного старика – набивались полные аудитории. Он до конца дней своих живо интересовался не только историей, но и текущей политикой, настаивал, что политика – это «прикладная история». Это был настоящий старорежимный русский интеллигент, хотя он сам, наверное, обиделся бы на такое определение – русскую интеллигенцию, мнящую себя солью земли, он презирал.
Сам же Ключевский говорил про себя: «…я человек XIX века и в ваш XX век попал совершенно случайно, по ошибке судьбы, позабывшей убрать меня вовремя».
